Размышления о размышлениях.

В конце февраля в «Российской газете» были опубликованы «Размышления над Февральской революцией» А.И.Солженицына, которые, по существу, являются лишь частью неизданных глав из эпопеи «Красное колесо». Я принял участие в обсуждении этой работы Александра Исаевича. Мысли, которые она вызвала, продолжают будоражить меня. И поскольку это раздумья о проблемах нашей страны, я решил поделиться ими с моими читателями.

Обсуждать или высказывать мнение по поводу работы Александра Исаевича Солженицына, мыслителя крупного масштаба, нелегко и ответственно. Во-первых, он - последний российский писатель, которого можно назвать «народной совестью». Во-вторых, роль самой литературы сегодня чрезвычайно изменилась. В своё время шли за Львом Толстым: тогда он считался совестью нации, и, кстати, немало потрудился для формирования революционного настроения в России. А Солженицыну, можно сказать, повезло: он писал в то время, когда ещё ЧИТАЛИ. Читали настоящую литературу, жгущую сердца и мысли, опасную, запрещенную, перепечатанную под копирку. Литературу, которая задавала неслыханные прежде вопросы о нашей истории и жизни. В этом смысле Солженицын был одним из первых. Поэтому, обсуждать мысли такого писателя очень интересно, даже если не соглашаешься с ним.

«Размышления над Февральской революцией» выпадают из общего стиля «Красного колеса», следуя которому, автор старается быть отстраненным и предельно точным в изложении фактов и, главное, не стремится делать предположения. Но в «Размышлениях», как говорится, его прорвало - он стал выражать свои чувства. Солженицына, как когда-то и Толстого, волнуют схожие проблемы - философское осмысление истории, в первую очередь, России. Основной вопрос, на который писатели ищут ответ: есть ли закономерность в истории или её движение лишь цепь случайностей? На самом деле, и то и другое в истории играет огромную роль, так же, как личность и совокупная воля. Только Толстой говорил о «совокупной воле», а Александр Исаевич – «о состоянии в обществе».

Утверждение Солженицына - царь предал Россию, отказавшись от престола - подтверждает гипотезу писателя о том, что частный случай в истории играет большую роль, нежели исторические предпосылки. Солженицын пишет, что будь царь мудрее, имей он больше воли, окружи он себя умными, преданными людьми, не было бы потом в России полувекового кровавого террора и кошмаров ГУЛАГа. И вот здесь мне видится явное противоречие между случаем и закономерностью в истории, которое вырисовывается в точном описании автором состояния русского общества перед назревающим взрывом.

Российское общество начала ХХ века состояло из двух несоразмерных частей – тончайшей прослойки образованного класса, сверх меры зараженного идеей бесполезности самодержавия, и гигантского, абсолютно «непродремавшегося» народного массива. Здесь Солженицын перекликается с русским философом начала ХХ века Михаилом Гершензоном, заметившим, что «Пётр I накрыл Россию тонким плащом цивилизации». И, собственно, в этом тончайшем «цивилизационном плаще» и зрели революционные идеи, приходившие с Запада. Либеральными идеями был поражен всего один процент общества. Царила свойственная русскому человеку нетерпимость: если убивали какого-то губернатора, то интеллигентные люди могли сказать, мол, «собаке - собачья смерть». Модным была также ненависть к царизму, героями слыли «принципиальные» революционеры с горящими глазами, которых суд присяжных порой оправдывал за убийства. А народный «массив» жил своей патриархальной жизнью, не интересуясь тем, что творится «наверху», не реагируя на события в крупных городах. Что было бы, если бы Николай II принял жесткие меры? Он удержался бы, но недолго. Закономерность исторических предпосылок вела к взрыву внутри народного «массива», который был недоволен политикой царского правительства. Этим и воспользовались большевики.

Я имею смелость утверждать: до сих пор этот «народный массив» так и «не продремался», потому у него нет никакой связи с правящей верхушкой. Настаиваю - НИКАКОЙ. Мне кажется, что политическая «невовлеченность», пассивность нашего народа во многом определяет проблемы нашей страны. Хотя, в то же время, в пассивности этой кроется некий положительный фактор. Потому что, если бы наше общество не было бы таким инертным, то страну разгромили бы уже не раз. Во всяком случае, ХХ век давал для этого массу возможностей, включая недавние 90-е годы. Но факт остается фактом - разрыв между элитой и народной массой гигантский. И все переделки, дележ власти и финансов происходят там – «наверху». Разрыв этот не «заполнен» тем, что именуют средним классом – буржуазией. И до сих пор наши выборы не могут быть абсолютно справедливыми, ибо в России не сформировалось правосознание, свойственное буржуазии. Поэтому народ не контролирует и не желает контролировать действия избираемого парламента. Это происходило тогда и происходит сейчас.

Я как культурологический детерминист считаю - культура определяет политику, а не наоборот. Все попытки изменить культуру с помощью политики кончались крахом. Так было и у нас и в Китае. Мао Цзэдун однажды заметил по этому поводу Никсону: «Я пытался изменить китайский народ, у меня не получилось».

И вот тут возникает вопрос: а была ли февральская революция в России? Уже не говоря о том, была ли революция буржуазной. Как может быть что-либо буржуазным в стране, в которой буржуазии, по существу-то, и не было? Ведь буржуазия - это не «потребительская корзина». Буржуазное сознание - это сознание своих прав. В Европе класс буржуазии появился в XII веке и уже к XIV веку предъявил свои права верховной власти. В этом, собственно, и были предпосылки к созданию конституционной монархии, которая возможна только тогда, если есть класс, обладающий политической и экономической властью. В России же этого класса никогда не было - нашим купцам и промышленникам просто «разрешали» быть богатыми, и их это абсолютно устраивало. У русского купечества никогда не было ни прав, ни свободы, и они, главное, к этому не стремились. Поэтому то, что мы называем гражданским обществом, возникшим в Европе с развитием городов, в России не существовало. Революционным движением «ведала» интеллигенция, часть правящего слоя и петербургская толпа люмпенов. Александр Исаевич называет ее «толпишкой», которая в феврале 17-го изменила суть всего государственного строя, не вовлекая в процесс народ, именно потому, что массив «не продремнулся, и не ведал ничего».

Думаю, самая главная проблема в том, что Россия была отделена от Европы «железным занавесом» не коммунизма, а другой религией. Религией восточной церкви. И поскольку власть в Восточной церкви обожествлена, а в Западной - отделена, то складывается абсолютно разная концепция во взаимоотношениях народа с властью. У нас ведь до сих пор говорят, что власть – «от Бога». Бог дал царя, Бог дал этого, Бог дал того... Это и есть предрассудок раннего Средневековья.

Дело в том, что разрыв между так называемым образованным (читай - власть имущим) классом и «нетронутым массивом» существует до сих пор. И если мы этот разрыв не преодолеем, то навсегда останемся во власти иллюзии относительно построения современного общества.

Так где же все-таки точка, от которой Россия пошла в катастрофу, в «обвал»? Я не историк, но мне кажется, что Россия имела шанс стать государством с конституционной монархией, когда в XII-XIV вв. возникли две первые республики - Новгород и Псков. Это было зарождение русской буржуазии, к несчастью, утопленное в крови московскими князьями в конце XV-нач.XVI веков. После этого буржуазии не было и нет до сих пор. Это и есть точка бифуркации («раздвоения» - А.К.) пути, по которому Россия идет сейчас.