«Рай», новая картина режиссера Андрея Кончаловского, победно шествует по миру: она уже была отмечена и награждена на кинофестивалях в Испании, Израиле, Аргентине и Италии. Впереди фильм ждет испытание «Оскаром», но к этому призу Кончаловский настроен скептически.

В сентябре прошлого года «Рай» завоевал признание жюри на старейшем кинофестивале в Венеции — оттуда фильм увез «Серебряного льва» за лучшую режиссуру и еще две награды. А в декабре стало известно о включении картины в шорт-лист «Оскара»: в него входят всего девять картин, из которых, за месяц до вручения 26 февраля, отбирают пять номинантов.

Андрей Сергеевич, раньше вы говорили, что борьба за «Оскар» — это смешно. Почему?

В искусстве не должно и не может быть борьбы за какую-то статуэтку. Это ложная идея, навеянная философией рыночной экономики. Допустим, было у меня интервью с Дмитрием Быковым, после него кто-то написал: «Кончаловский размазал Быкова» — это очень грустно! У нас не развита традиция диалога — это тысячелетнее отсутствие диспута, к сожалению, приводит к тому, что у нас кто кого уделает, тот и прав. Мы должны научиться спокойно и терпеливо разговаривать с любыми идеологическими соперниками. Что касается «Оскара», я не хочу бороться ни за какой приз, мне важны люди, которые хотят увидеть мое кино. Я не против того, чтобы люди не ходили на мои фильмы, потому что предпочитаю тех зрителей, кому моя работа действительно нужна, а не тех, кому нужно только развлечение. Да, всегда приятно получать призы, но я давно придерживаюсь точки зрения, что картина не становится лучше или хуже от получения награды. У нас преувеличенное, почти на уровне идолопоклонства, отношение к статуэтке «Оскара» — это говорит только об умении американцев раскрутить любой продукт. В 2014 году я запретил выдвигать на эту премию «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». С тех пор у нас обострились отношения с Западом и с США в частности. Столько грязи льется каждый день на мою страну, что я решил дать мою картину, чтобы американцы увидели — русские умеют делать не только танки, но и фильмы.

«Рай» выиграл множество других призов, вы ко всем ним одинаково относитесь или есть награда, которую вы считаете важной?

Самой дорогой наградой для меня является включение моего фильма в конкурсную программу Венецианского фестиваля. Когда я снимаю фильм, то еще не знаю, кому это будет интересно. Когда пришло приглашение от жюри ВФ, я ликовал от сознания, что фильм интересен не только мне. Но невозможно рассчитывать на подобное, пока делаешь фильм. Лучшая аутогенная психотерапия — относится к своему фильму независимо от того получил он награды или нет. Естественно, сегодня абсолютно нездоровый ажиотаж вокруг «Оскара» — результат колоссальной пропаганды этой премии. Из 24 статуэток, Академия вручает только один «Оскар» фильму на иностранном языке. Это вообще бред! 23 статуэтки идут фильмам на «родном» языке, и только одна — на иностранном. Американское кино приравняли ко всему мировому, что я считаю абсолютной дискриминацией. Представьте себе, если бы в Европе сделали такую премию и давали бы во всех номинациях награды на местных языках и только в одной — англоязычному фильму? Это же не серьезно! «Оскар» чисто рыночная история, раскрученная телевидением. Больше зрителей — больше рекламы... американцы самые большие мастера в вопросах денег.

Почему ваш фильм называется «Рай», если он, скорее про ад. Для вас был важен такой контраст?

Это вы сами сделали такое предположение. Я вам отвечу небольшой притчей: самурай шел по лесу, увидел буддийского монаха. Самурай говорит ему: «вот ты мудрец, объясни мне, что такое рай и что такое ад». Мудрец отвечает: «ты такой здоровый, так кичишься своей силой и смелостью...и такой тупой, что ты никогда не поймешь». Самурай рассвирепел, выхватил меч и закричал: «старый дурак, я изрублю тебя на куски». И монах ответил ему: «вот это ад». Самурай подумал-подумал, вложил меч в ножны, поклонился: «прости меня старец, я был сам не свой от гнева». Монах сказал: «а вот это рай». Мне кажется, что и рай, и ад, прежде всего, в нашей душе и мы проживаем с ними каждый день.

Вы сделали фильм черно-белым — для вас важен этот прием?

Еще бы! Разве есть кадры концлагерей на цветной пленке? Все послевоенные документальные материалы до 1950-х годов тоже черно-белые. Я снимал на черно- белую пленку, чтобы получился документ...

Это максимальный реализм?

Не «реализм», но «правда». Ведь правда и реализм разные вещи. Реализм — правдивое описание, а мне нужна просто правда в чистом виде.

Наверное, это было важно, когда подбирали актеров. Как найти такого, кто совпадет с образом, будет им жить?

Хороший артист отличается от плохого, тем, что хороший играет хорошо, а плохой — плохо. Когда они оба утром бреются перед зеркалом — оба гениальны. Или когда плохой артист, извините, справляет нужду, он тоже не отличается от хорошего. Можно создать условия, когда артисты перестают играть и начинают существовать в своем образе. И это очень нелегко! Подбор артистов, это как людей в разведку брать — анкетой тут не отделаешься. Я довольно часто ошибаюсь в подборе актеров, жду от них больше, чем они могут дать. В такие моменты говорю себе: «Ну что ж поделать, опять ошибся».

На съемочной площадке Вы нередко работаете с собственной женой. Насколько это сложно?

Я работаю не с женой, а с актрисой Высоцкой. Она очень талантливое существо, а иначе бы я ее не снимал.

Есть мнение, что ваши остросоциальные реалистические картины — это не российское, а типично европейское кино. Согласны?

Если бы я снимал кино о Шаляпине в Париже, это тоже была бы история русского человека в какой- то другой жизни. Она может не выглядеть русской, но звучит как сделанная русским художником, кем я и являюсь.

Вы снимали и культовые боевики и тяжелые драмы. Больше видите себя режиссером развлекательного кино или «серьезного»?

Были великие режиссеры, которые всю жизнь снимали как бы один длинный фильм — например, Антониони. А были режиссеры, касавшиеся разных жанров: Джон Форд или Акира Куросава. Куросава снимал все жанры от развлекательных самурайских детективов до сюжетов Шекспира. Я тоже не боюсь жанровости, но сейчас я, как бы заново учусь языку кино. Можно сказать, что я отказался от наработанного годами творческого метода. Это довольно сложный процесс, который не опишешь в двух словах — я ищу новые решения тех вопросов, которые мне интересно поднимать.

В России режиссер часто больше, чем режиссер, он становится носителем ценностей для определенной части общества — «властителем дум». Как вы к этому относитесь?

К выражению «властитель дум» отношусь с иронией, но если кому- то интересны чьи-то мысли, то он должен радоваться, что у него есть благодарные слушатели.

Когда режиссер отчетливо занимает ту или иную сторону, не мешает ли это творчеству?

Должны быть разные точки зрения в любом обществе, они есть и у нас. Каждый имеет право ошибаться и у каждого из нас есть представления и объяснения о том, что правильно и неправильно и какой должна быть наша страна. Но, как говорил, кажется, товарищ Сталин — «Есть стратегия намерений и стратегия обстоятельств. И вторая становится необходимостью.»

Текст: Алексей Аликин