ДОЛИН: Сегодня в студии «Маяка» дорогой гость. У нас здесь режиссер и сценарист, и вообще кинематографист самого широкого профиля Андрей Кончаловский. Андрей Сергеевич, здравствуйте.

 КОНЧАЛОВСКИЙ: Приветствую.

Давайте начнем с последних ваших дел, новостей, с прекрасной картины «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», хотя это не единственное, о чем с вами хотелось поговорить. Но все-таки фильм, который только что произвел огромное впечатление на зрителей в Венеции, фильм, который совершенно нетривиальным образом потом был показан российским зрителям – премьера состоялась на телевидении, и не было кинопроката.

И, как я понимаю, на телевидении большое количество людей посмотрело, и был большой успех. А самое главное, было то, что уже очень редко встречается действительно - дискуссия вокруг фильма не только в социальных сетях и на страницах газет и журналов.

В общем, о нем много говорили и писали. Вы вообще довольны результатом, довольны достигнутым этим фильмом? Или вы ничего специально достигнуть и не пытались, а это был такой чисто эксперимент, что получится из такого кино? Все-таки подобных фильмов вы не снимали, ну, или никогда, или очень давно.

Ну, нет, наверное, это первый раз, когда была возможность быть максимально свободным, просто потому что сегодняшние средства кинематографические, технические настолько совершенны, что не нужно сложных аппаратов, пленки, лабораторий, лихтвагена, звука, не нужно ничего того, что сопровождало то, что называется, кинопроизводством.

Сейчас кинопроизводство можно свести к такому минимуму, что почти равно карандашу и стопке бумаги. Берешь карандаш, стопку бумаги и пишешь роман. Ну, хороший или плохой, это уже зависит от твоего таланта.

В этом смысле средства кино настолько стали доступны любому человеку, что снимать кино можно за маленькие деньги. А вообще без денег можно снимать, если есть аппаратура и люди, которые готовы с тобой разделить удовольствие работать, главное. Поэтому, поскольку денег надо мало, то, значит, это очень важно, потому что, когда мало денег, то меньше ответственности, больше свободы и нет такого панического страха или желания понравиться максимальному количеству зрителей, прокатить картину, все то, что двигает большим количеством режиссеров, снимающих дорогие картины - как бы сделать так, чтобы картина прошла хорошо.

А вас это трогало, вами это двигало в предыдущих, например, картинах?

Ну, конечно, еще бы, особенно «Щелкунчик», гигантская картина. Трогало очень. Это волнует и занимает массу места в голове, и влияет на те выборы, которые ты делаешь, лимитирует твои артистические способности, масса всего. Чем больше денег, тем меньше свободы. Поскольку можно снимать вот так кино, то я особенно-то и не парился по поводу того, вообще я не знал картина выйдет, понравится, не понравится, вообще кто-нибудь ее возьмет.

Когда я понял, что картина складывается и людей она волнует, тогда я обрадовался, безусловно, значит, не только мне нужно. Хотя вообще, в принципе, я хочу снимать картины, которые только мне нужны в данный момент.

Если они кому-то еще нужны, замечательно. А если нет, ну, значит, извините, в следующий раз. Поскольку меня не волновало, то уже, зная прокат российский, и, зная, в каком чудовищном состоянии он находится по отношению к российскому кино, но прокат не виноват, они воспитали кинозрителя и американского, которые, в общем, едят попкорн. Вообще, когда едят попкорн, то ничего хорошего увидеть нельзя, потому что никто же в консерватории не жрет попкорн.

Ну, вот, поэтому я решил сразу, если возьмет какой-то канал, я буду счастлив. Взяли, замечательно. То есть, в принципе, меня очень радует, что такое количество народа посмотрело, кому-то понравилось, кому-то нет, так и должно быть. Но больше всего меня радует, что много народу увидело картину, и я не приложил к этому никаких усилий.

Ну, это как сказать.

Нет, когда я говорю это, я сделал свой продукт, товар и все, остальное было дело уже людей, которым понравилось это. У нас же, когда в прокат идешь, надо искать деньги, денег на прокат нет, прокат стоит дорого – афиши, рекламы, все это давно куплено американцами, к сожалению, и пока правительство не обращает серьезного внимания на то, что оно потеряло поколение.

Сейчас просто, я считаю, что поколение это потеряно для российского кино. Ну, а чтобы не потерять этого зрителя российского кино, российские режиссеры начинают снимать под Голливуд, как у них – звук, свет, погромче, много действия, цвет должен быть такой особенный, все должно быть, как у них. Ну, это уже перестает пахнуть.

Но, понимаете, я вас тут поправлю. Можно сказать, что фильм «Сталинград» Бондарчука, имевший реальный огромный успех у публики, это фильм под Голливуд, хотя я не вполне так считаю. Но, к примеру, фильм «Горько!» и также его вторая часть, огромный зрительский успех, не то, чтобы там какой-то набор звезд, в основном, все актеры неизвестные и кино довольно самобытное, я бы сказал.

Согласен. Безусловно, ты правильно говоришь, но картина Бондарчука, конечно, сделана в традициях Голливуда. Другой вопрос, что... нет, это абсолютно в традициях Голливуда, потому что, во-первых, это не про Сталинград, это вообще не про Сталинград, это миф, потому что, для того чтобы про Сталинград, надо взять книжку Некрасова. Но это прекрасный миф, который Бондарчук мастерски сделал. Но это, в принципе, абсолютно американская картина.

Но его и позвали после этого в Голливуд работать и снимать. Он сейчас там будет делать «Одиссею». И вы, как человек, снимавший «Одиссею», должны будете за этим следить с особой ревностью, надеюсь.

Да нет, ради бога, как-то мне все уже интересно, и то, и другое. Я думаю, что Федя еще просто пока, а, может быть, уже не понял, куда он попадает. Как только он поймет, куда он попадает, ему будет очень тяжко.

Андрей Сергеевич, я хочу вас спросить...

Погоди. По поводу «Горько!». Абсолютно с тобой согласен, чрезвычайно коммерческая картина, не дорогая. Этот жанр убойный. Этот жанр будет всегда идти.

Только мало, кто владеет по-настоящему.

Им мало, кто владеет, это особый талант. Это такое особое самовыражение мощное, там есть и сатира, и юмор, это определенное искусство, безусловно, искусство. Это не только профессия.

А вам комедию снять не хочется?

У меня нет такого чувства юмора.

Но у вас, мне кажется, ваше чувство юмора в том же самом «Почтальоне Тряпицыне» великолепно чувствуется.

Да, но это не юмор «Горько!».

Ну, конечно, нет.

Это разный юмор. Ну, понимаешь, юмор бывает разный. Там это площадное, у него балаган, это замечательный фольклорный жанр – балаган. Это не так много народу может.

Очень мало, кто. Скажите, ну, вот мы, поскольку уже по Голливуду немножко прошлись, тупой вопрос вам задам намеренно. Проще было, ну, я понял, что сейчас было комфортнее, но проще было технологически, художественно работать над «Щелкунчиком» с его гигантскими мощностями и большими деньгами, и совершенно определенной задачей понравиться публике, в том числе, молодой?

Или над «Почтальоном Тряпицыным», где, как я понимаю, вы искали, как в русской сказке, «то, не знаю, что»? То есть это был очень авантюрный какой-то такой поиск, совершенно другой.

Большие серьезные бюджеты, это просчитанные траектории огромных космических кораблей. Это огромный корабль, где нужно рассчитывать вход в порт за 15 миль. Это совсем другая работа. Там больше мастерства нужно и каким-то образом, может, удастся что-то сделать талантливо.

«Щелкунчик» с этой точки зрения это для меня была очень сложная работа, я там массе научился, никогда не снимал столько на компьютерной графике и всего прочего, это была очень интересная работа. Скорее, как бы я делал театральный спектакль невероятно дорогими кинематографическими средствами.

А здесь ничего не надо, здесь ставишь камеру, пошел, снял. Если бы я снимал... я не мог снимать «Щелкунчика» так, нужно было создать мир. Когда создаешь мир, как у Алексея Германа, предположим, вот это средневековье, это совсем другое, создаешь мир, это стоит денег. И чем точнее должен быть отображен мир, либо чем он фантасмагоричнее, тем больше это стоит. У меня фантасмагория вся заложена была, просто туда, куда я приехал, зашел в пару интерьеров, я там ничего не трогал, я вообще ничего не трогал.

Как раз я хотел об этом спросить. Когда мир создаешь это одно, это, конечно, невероятно сложно, огромная ответственность, но это ваш мир. А другое дело, когда есть мир, и вы, раз, перешагнул порог и там.

Одну секунду. Миров много, твое дело выбрать. Как только ты делаешь отбор, это уже искусство.

Уже режиссура.

Конечно. Отбор.

Интервью полностью слушайте на сайте радиостанции - http://radiomayak.ru/guests/guest/id/224500/