Российский и американский режиссер, сценарист Андрей Кончаловский 20 августа отметит 80-летие. В преддверии юбилея он рассказал ТАСС про свою новую картину, поделился мыслями о школе Кончаловского, несвободе художника, "Оскаре" и сообщил, когда наконец появится сеть быстрого питания "Едим как дома".

— Закончился прием в вашу мастерскую в ГИТИСе. Читаю в Facebook восторженные посты абитуриентов: "Ура, мы поступили к Кончаловскому, будем у него учиться".

— Да, впервые набираю курс в ГИТИСе, ответственно отношусь. Это как собаку завести: кормить надо, поить, блох вычесывать, мыть, на прогулку выводить, соседям оставлять, если вдруг что. Словом, надо нянчиться. Есть педагоги, которые будут заниматься этим ежедневно, а для меня главное — поделиться своими размышлениями и опытом, попробовать найти таланты, которые в будущем поддержат мою эстетическую платформу.

— Я правильно понимаю, что вы не собираетесь быть в ГИТИСе просто свадебным генералом? Насколько регулярно вы там будете появляться?

— Дело не в регулярности, а в направлении. Можно каждый день ходить, а направление не то. Можно выложить дорогу золотом, а она приведет в болото. Таланты без профессии менее ценны, чем профессия без таланта. Потому что профессия — это труд. Я предпочитаю в театре, в искусстве хорошо образованного, профессионального ремесленника, чем очень талантливого дилетанта. Должны быть какие-то маяки, как это было во время нашей учебы. Сегодня постоянных маяков нет, они меняются каждые два года в связи с успехом того или иного фильма, спектакля, проекта. Был Тарантино, потом Ларс фон Триер, потом кто-то еще. У нас маяками были единицы. В кино — Бергман, Феллини, Куросава, в театре — Товстоногов, Питер Брук, они великими были и остались. А сейчас молодые люди ориентируются на восторженные рецензии. Я это подчас воспринимаю как идеологическую диверсию: спектакль сегодня считается шедевром, надо туда идти, а потом маячок меняется. И несчастный человек остается с этим странным багажом, со спектаклем, в котором нет сути, а на сцене есть какие-то голые люди, завернутые в целлофан...

— Когда вы представляли свой фильм "Рай" в Москве, говорили, что только начинаете учиться, что только сейчас начинаете познавать киноязык. Что дает вам такую способность — до сих пор открывать новое?

— Надо выбрасывать ненужный багаж за борт. И все.

— Но для этого нужна смелость.

— Скорее, подобное требует определенного безумия. Безумству храбрых, кажется, песни поются. Но это не то, чему я собираюсь учить студентов. Научить в искусстве невозможно, но тот, кто хочет, может попробовать поучиться. Важно воспитать в художнике необходимость знать все вокруг того, что он ставит в театре или на сцене. Нельзя ставить Гомера, не зная, что он был нищим и ел помои на задворках.

Нельзя ставить античную трагедию, не зная, что греки мылись оливковым маслом с песком, а потом прыгали в море. Надо знать, чем они жили, чем пахли. Собственно, это называется культурой. Я собираюсь дать культурный багаж. Как это было в эпоху Возрождения. Ученики Тициана не учились замыслу, они учились мастерству, и это была школа Тициана. Я надеюсь, что в ГИТИСе будет школа Кончаловского.

— Не обидно, что это будет не школа Кончаловского, а курс Кончаловского? Вам никогда не хотелось действительно открыть свою школу, свою академию?

— Это не имеет значения. Какая разница, как называется, главное — чем там занимаются. Школа Кончаловского — это не здание с документом, это те люди, которые оттуда выйдут. В данном случае мне очень хочется, чтобы студенты "зажглись" теми же вещами, которые волнуют меня.

— Давайте поговорим про ваш новый российско-итальянский фильм "Грех" о Микеланджело. Вы в августе планируете приступить к съемкам?

— Да, но название проекта изменилось, теперь он называется "Монстр", и съемки начнутся в Италии в конце августа.

— Получается, прямо в день рождения начнете снимать?

— Отмечу день рождения вместе с семьей в Италии и 25 августа приступлю к съемкам.

— Ваш фильм в конце июня представляли на питчинге в Минкультуры, многих поразил бюджет — 780 миллионов рублей. Очень серьезная сумма... В Минкультуры в итоге ваш проект поддержали, выделив 60 миллионов рублей.

— Представьте. XVI век. Италия. Ватикан. Рим. Флоренция. Сикстинская капелла. Надо создать целый культурный мир. Это будут и павильоны, и натура. Да, для европейского кино это гигантская сумма. Для российского — не настолько огромная. Я не знаю, сколько стоило "Притяжение" Бондарчука или "Викинг", но убежден — больше, чем 700 миллионов. Для меня, конечно, очень внушительная сумма, потому что это авторское кино, некоммерческий проект. Но, надеюсь, я заслужил.

— Исполнителя главной роли никто не называет. Можете хотя бы намекнуть, кто сыграет Микеланджело?

— Актер у меня уже есть. Итальянец. В фильме играют только итальянцы. Съемочная группа — русская, а в кадре русских не будет. Имя исполнителя главной роли озвучивать не буду. Скажу только, что он по основной профессии дантист, в кино тоже играл, но сейчас практически не снимается.

— Сейчас постоянно обсуждают вопрос: просить у государства деньги на фильм, не просить. Говорят, если попросишь — есть риск творческой несвободы. Некоторые предпочитают снимать на частные деньги. Как вы считаете, имеет ли право государство, если оно дает деньги, каким-то образом влиять на творческий процесс?

— Конечно, имеет. С чего вдруг государство должно давать деньги на свободу художника? Он должен сам ее заработать и бороться за нее. Государство вовсе не обязано давать огромные деньги на свободное творчество. Знаете, все великие произведения созданы по заказу. Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль писали только по заказу. Им четко говорили, что делать. Мало того, Сикстинскую капеллу Микеланджело расписывал под бдительным оком инквизиции. И неплохо получилось, правда? И "Дон Кихот" тоже писался во время инквизиции.

Я думаю, что свобода не гарантирует создание шедевра. Это очень большая иллюзия сегодняшней либеральной точки зрения. Свободы много, а шедевров — кот наплакал. И вообще сегодняшняя европейская тенденция возводить примат свободы и толерантности над обязанностью и ограничением приведет Европу в ад и неосредневековье. Мы видим в Европе новую диктатуру — диктатуру политкорректности. Оруэлл восхитился бы — просто это не 1982 год, а 2017-й! Я тут слышу язвительные замечания: "Кончаловский клянет Европу, а сам наслаждается Италией!" Да, я наслаждаюсь, вернее, тороплюсь насладиться теми драгоценными крупицами великой европейской культуры, которой суждено исчезнуть и которая пока не выветрилась и не погибла окончательно под давлением неолиберализма, глобализма и мультикультурализма.

— Но вы можете такое себе представить? Вам скажут: "Андрей Сергеевич, вот вы снимаете свой фильм, подсветите, пожалуйста, эту тему". Вы готовы к тому, что на вашу свободу могут покуситься?

— Художник не должен быть свободным. Во-первых, у него внутри есть собственная цензура. Во-вторых, свобода от чего? Я же говорю — свобода не гарантирует шедевра. Его гарантирует только талант. А талант в условиях несвободы создал массу примеров шедевров. Если кому-то хочется не иметь зависимости от государства и он может найти деньги — да ради бога. Но говорить о том, что государство должно быть благодарно художнику за то, что он творит на его деньги, — это, на мой взгляд, неправильно. Художник несет ответственность за деньги, которые получает. Я это знаю по Голливуду.

Вам в Голливуде не дадут возможность шевельнуть ни рукой, ни ногой, если это не обговорено. Вы будете снимать кого скажут, что скажут и как скажут. В Европе у режиссеров больше независимости. В целом же должно быть взаимопонимание между заказчиком и исполнителем. Я, например, снимал "Сибириаду" по госзаказу. Со мной отказались работать мои друзья, которые говорили: "Ты снимаешь госзаказ, ты продался". Но, по-моему, это глупость. Я могу снимать на любую тему, и по госзаказу тоже. Другой вопрос: при советской власти было запрещено очень мало идей. Запрещались не идеи, а картины. В Голливуде картины запрещаются на уровне зачатия.

— В связи с этим не могу вас не спросить про ситуацию со спектаклем Кирилла Серебренникова "Нуреев", который должны были показать в Большом театре 12 июля, но премьеру перенесли на май 2018 года. Что вы об этом думаете?

— Что я могу сказать? Я не знаю, почему это произошло. Директор театра имеет право и перенести спектакль, и даже закрыть. В немецком Дюссельдорфе поставили "Тангейзера", где действие происходило в газовых камерах и люди корчились в судорогах. Два дня показали, на третий запретили! За-пре-ти-ли! Понимаете? Запретили — и все. Вот вам, пожалуйста, пример государственного вмешательства в свободной стране. Отношения художника и государства — сложные. Они и должны быть такими. Конечно, хочется, чтобы дали денег и отстали. Это приятно. Но тогда сам возьми, заработай и трать их как хочешь.

— Вы ставили оперы и за границей, и в России. У вас никогда не было идеи поставить оперу и в Большом театре?

— Меня приглашают — я ставлю. Не приглашают — не ставлю. Все просто. Предлагал не так давно Большому театру свою постановку "Бориса Годунова", которую делал в Турине, в Италии. Предложил перевести сюда, но энтузиазма не почувствовал. Видимо, я не модный режиссер.

— Я слышала от людей фразы: "Ой, этот фильм снял Кончаловский, я смотреть не буду". Насколько, на ваш взгляд, критики предвзято оценивают ваши картины?

— У критики всегда есть некоторое предубеждение. Есть прикасаемые, есть неприкасаемые. Есть люди, которых принято ругать, есть люди, которых не принято ругать. Это нормальный процесс в России. В России либеральная критика затравила гения Лескова, который был реакционером. Его затравили. Недаром он съязвил горестно: "У нас кто не с нами — тот подлец!"

— Вы сами как относитесь к критике, к недобрым словам в свой адрес?

— Философски. И к добрым, и к недобрым. Критики довольно политизированы, разбиты на разные лагеря, между которыми идет война. В это вмешиваться не надо. Московские кинокритики дали мне свою профессиональную премию "Белый слон", эта награда для меня очень дорога. Именно потому что знаю, что отношение ко мне очень неоднозначное. Получается, им удалось преодолеть собственные предубеждения.

— Вы даже говорили, что эта награда важнее, чем "Оскар", на который выдвигался "Рай". Вы несколько лет назад вышли из российского оскаровского комитета — не планируете туда вернуться?

— Это уже пройденный этап. В целом "Оскар" для меня не существует. Если бы я жил в Америке, возможно, хотел бы его получить, но зачем мне "Оскар" в России? Для чего? Что он даст? Посмотрите на Владимира Меньшова (режиссер фильма "Москва слезам не верит". — Прим. ТАСС). Он — лауреат, но какие ему "Оскар" дал привилегии? Замечательный режиссер, интересный, но премия Американской киноакадемии ничего ни прибавила, ни убавила.

— Владимир Меньшов получал "Оскар" в советские годы, он даже не смог его лично получить, возможно, сейчас эта премия что-то может изменить в судьбе режиссера?

— Я считаю, что сейчас "Оскар" — как "Макдоналдс", это транснациональная корпорация. И качество у нее очень сомнительное. Если вы возьмете "Оскар" — несколько десятков номинаций и лишь одна — "Лучший фильм на иностранном языке". Что это значит? Есть английский язык, а есть один фильм из тысячи на иностранном. В Америке делают продукт, а мировое кино — не продукт, это культура: российская, индийская, японская, румынская.

— Как вы думаете, в этом году какой фильм мы могли бы послать на "Оскар" от России?

— Никого не надо отправлять. Надо объявить санкции, пусть живут без нас.

— Но вы же понимаете, они проживут...

— И мы проживем без "Оскара". Разве не проживем? Зачем он нужен?

— Как ни крути, это главная мировая кинопремия.

— Иллюзия. Разве те картины, которые получают премии за "Лучший фильм", это действительно шедевры? Если брать весь мир? Ну нет же. Многие фильмы, награжденные "Оскаром", — не искусство, а продукт. Особенно в последние 20 лет! А есть искусство, к которому Голливуд не имеет никакого отношения. И очень много талантливых людей по всему миру.

— Сейчас государство планирует ввести ряд протекционистских мер, которые поддержат российское кино.

— Это правильно. Мы потеряли зрителя, который интересуется российским кино, и воспитали зрителя, который смотрит американское. И ест попкорн. На показах своего фильма "Рай" я через Facebook попросил публику отказаться от попкорна.

— Вы активный пользователь этой социальной сети?

— Есть страница, где делюсь воспоминаниями. Общаться там не собираюсь, только рассказываю о том, что меня волнует.

— А многих очень волнует ваш с братом проект сети быстрого питания "Едим как дома". Мы давно про него не слышали, он заморожен?

— Нет, конечно. Мы создали продукт, который можно будет продавать. Это же не искусство! На его создание ушло два года — слишком высоки наши требования! Он не должен портиться, он должен быть натуральным и, главное, недорогим! Он должен быть доступен всем! Как говорил конструктор танка Т-34 Михаил Кошкин, "сложное и дурак придумает". Мы два года работали над простым. Главное — технологии должны быть уникальными и надежными. Надеюсь, первые точки продаж начнут появляться к концу 2017 года.

Подробнее на ТАСС: http://tass.ru/opinions/interviews/4419384

Текст: Наталья Баринова