Eng

Романс о влюбленных / Romance of the lovers

Год 1974
Страна СССР
Награды
Приз «Хрустальный глобус» МКФ в Карловых Варах, 1974 г.
Творческая группа
Режиссер: Андрей Кончаловский
Автор сценария: Евгений Григорьев
Художник-постановщик: Леонид Перцев
Композитор: Александр Градский
Монтаж: Валентина Кулагина
Оператор-постановщик: Леван Пааташвили
Актеры: Ия Саввина, Александр Збруев, Ирина Купченко, Иннокентий Смоктуновский, Евгений Киндинов, Елена Коренева, Елизавета Солодова, Владимир Конкин, Роман Громадский, Николай Гринько, Иван Рыжов и Александр Самойлов
Жанр мелодрама
Продолжительность 135 мин.
Производство

Киностудия «Мосфильм»

IMDb

Сергей (Евгений Киндинов) и Таня (Елена Коренева) любят друг друга. Сергей уходит по призыву в армию, в морскую пехоту, и Таня ждет его возвращения. Подразделение Сергея бросают на помощь терпящим бедствие местным жителям. Во время операции его бронетранспортер уносит в море. Родным приходит извещение о гибели. У девушки страшное горе. Любящий Таню друг детства, хоккеист, помогает ей справиться с несчастьем, и она выходит за него замуж. Но оказалось, что Сергей не погиб. Его, вместе со спасённым им раненым другом, нашли на пустынном острове, на котором они оба пережили тяжелую зиму. Вернувшись домой, Сергей узнаёт, что Таня вышла замуж за другого.

Пресса

«Нехитрая история, но написана она поэтично. В этой повести для кино самые простые и самые важные вещи как бы открываются заново. Речь идет о нравственной силе, готовности к подвигу, к любви».

«Московский комсомолец» , 11.11.1972

«Мне показалось, что откуда-то издалека, из шекспировских трагедий - в наш сегодняшний век был перенесен сюжет о трагической любви, о необычайной чистоте и красоте чувств».

«Искусство кино», 1974 г.
Backstage
Актриса Елена Коренева о фильме

Своей первой работой в кино я считаю Таню в «Романсе о влюбленных», хотя и до этого снималась и те, прежние мои роли, особенно такая, как девушка на плоту в «Пой, песню, поэт…» Сергея Урусевского, тоже не прошли для меня бесследно. Но там я шла вслепую: училась играть, как учатся плавать дети, которых оставили барахтаться в воде. (…) В «Романсе о влюбленных» я уже работала целиком сознательно: к тому времени за плечами были три курса Щукинского училища. И сама эта роль дала мне чрезвычайно много. Не могу сказать, чтобы мне уж очень понравился сценарий. И также - та роль, которую предстояло сыграть. Горячего стремления играть именно её не было. Оно пришло в самом процессе работы. А работа была одновременно и проникновением в окружающую жизнь и постижением себя самой. Михалков-Кончаловский был озарен сценарием. Однажды, когда он читал вслух отрывок из него, я увидела, что он плачет. Для меня это было потрясением. Я рассказываю об этом, чтобы ясно было, какое отношение к материалу окружало меня с самого начала работы. Оно меня подкупило, повернуло к образу, помогло раскрыться. Играла роль Тани не по принципу «я в предлагаемых обстоятельствах». Обычно в таких случаях бередишь себе душу, мучаешься, а получается «я в разных костюмах». Я играла не себя, мне пришлось ломать себя, приобретать какой-то иной темперамент, заострять характерность. Мне пришлось вносить в образ больше ребяческого, убирать женское, отказываться от плавности линий, от замедленных движений. Мы искали это детское и в гриме (отсюда у меня на лице веснушки) и в характере пластики (отсюда этот буратинистый бег). Пришлось серьезно заниматься актерской техникой, отыскивать, как Таня смеётся, как она реагирует. Что касается проблематики нравственной, то хочу ответить на частные недоумения: почему же она не дождалась Сергея? Для нас этот вопрос не стоял. Можно ли вообще считать, что не дождалась? Дело не в том, сколько конкретно дней она ждала, не в календарном отрезке. Ведь у нашего сознания, у наших чувств иной отсчет, не измеряемый минутами или месяцами. Чувство может быть таким сильным, что приравнивать его нужно к прожитым годам. Важно не то, сколько дней она ждала, а что произошло с ней в результате потрясения. Ведь само потрясение было так сильно, что существование для неё отныне приобрело иные масштабы, соотносимые не с днями и ночами, а с жизнью и смертью. Она была в полном отчаянии, она была готова умереть, и сама её готовность к смерти есть свидетельство силы её любви, того, что она жила только любовью, что Сергей был единственным смыслом её существования. И как знать, разве не могли победить то отчаяние и та потерянная любовь? Но победила жизнь, и она возродилась. И потом это не бытовая история. Речь идет не только о первой любви, но и о первой вере, которая уже формируется у человека годам к пятнадцати-семнадцати. Всегда надеешься, что то, что ты любишь, то, во что ты веришь, - это навечно, навсегда. А потом - так ведь случается в жизни - происходит какая-то катастрофа, словом, потрясение. И перед тобой во всей остроте встает проблема выбора, как быть дальше: погибнуть? Возродиться?..

«Советский экран» №3 1976 г.
Кончаловский о фильме

«В работе над «Романсом о влюбленных» меня вела мысль: «А что если стать на самые высокие театральные котурны и попробовать с них не свалиться». *** «В «Романсе о влюбленных» люди говорят во весь голос то, что в жизни стесняются выносить на люди. По жизненной логике – это фальшь, в лучшем случае, нескромность. Не кричат так громко о своей любви. О ней молчат. Когда душа переполнена чувством, слова излишни. Но у искусства свои законы. В нем человек может выразиться. Выплеснуться до конца. Разорвать оковы «здравого смысла». Выпрыгнуть из самого себя».

Из книги А.С. Кончаловского «Возвышающий обман», 1999 г.

«…Когда я еще сидел в монтажной, доделывая «Дядю Ваню», пришел Женя Григорьев, принес сценарий "Романса о влюбленных сердцах" (так он тогда назывался), попросил совета: кто бы из режиссеров мог его поставить. К тому времени сценарий валялся на студии уже два года. Начало чтения оставило ощущение бреда. В самом прямом смысле слова. Но чем дальше я углублялся в сценарий, тем более он меня захватывал. Он заражал, я невольно проникался настроем вещи. А когда дошел до сцены смерти героя, не мог сдержать слез. Сценарий стал преследовать меня. «Дядя Ваня» уже был окончен, я уехал в Париж, но «Романс» все не выходил из головы. Какой-то непостижимый, сказочный мир мерещился за страницами григорьевской поэмы в прозе. Страстный, неповторимый, яркий. Я уже почувствовал, что не снимать этот фильм не могу. (…) Что же такого особенного было в сценарии? Сюжет - элементарен: таких любовных историй в кино было тысячи. То, о чем писал Григорьев, давно всем наскучило, чуть ли не обесценилось, стало общим местом. Язык и вовсе не кинематографический - напыщенный, в лучшем случае - высокопарный. Снимать непонятно как. На худсовете, где обсуждался будущий фильм, все восторгались сценарием - Таланкин, Бондарчук, искренне радовались, что нашелся, наконец, на него режиссер, но тут же пожимали плечами: как это переносить на экран, не знал никто. И я в том числе. И все же было в григорьевском сценарии то главное, что дано лишь настоящему художнику - мироощущение. О простых вещах он говорил с первозданной чистотой, страстью; нельзя было не поразиться таланту автора, взявшегося открывать новое в самом обыкновенном. (…) Сама любовная история вполне обыкновенна. Но дело не в ней, а в том, как сценарий говорил о любви. А смысл таков, что любовь животворяща. Мы живы до тех пор, пока несем в себе любовь. Или надежду на любовь. Иначе мы мертвы».

Из книги А.С. Кончаловского «Возвышающий обман», 1999 г.

«Сюжет картины прост. Есть парень и есть девушка. Его зовут Сергей, ее - Таня. Они любят друг друга. Очень любят. А потом парня призывают в армию, и он идет: таков его долг. Парень служит в армии, в морской пехоте. Девушка его ждет. Потом случается несчастье: во время моретрясения, когда часть, где служил Сергей, была брошена на помощь пострадавшим жителям, его бронетранспортер унесло в море. Приходит весть о гибели парня. Девушка страдает. Это страшное горе. Но надо жить. Надо найти в себе силы победить отчаяние. У Тани есть друг детства, хороший человек, хоккеист. Он ее любит. Он помогает ей преодолеть горе. Она выходит за него замуж. Потом открывается, что Сергей не погиб. Он выстоял перед лицом смерти и не бросил в беде раненого друга. Они вместе зимовали на пустынном острове. Их нашли. Выходили. И вот он вернулся домой. Но Таня - уже не его Таня. Она жена другого. Как быть? И можно ли жить без нее? И есть ли смысл в такой жизни? И сможет ли когда-нибудь каждый из них быть счастлив?..» - А.Михалков-Кончаловский.

Скачать пресс-кит

«Самое трудное, я думаю, говорить просто о сложном, понятно о непонятном. Пастернак имел полное право писать стихи, полные темного смысла. В его время это было естественно, нормально – во времена Пушкина такое было бы недопустимо, поэт должен был быть ясен. Но Пастернак, сам начинавший со стихов, очень неясных по смыслу, пришел в конце пути к великой простоте».

«На чем строилась новая режиссура? Прежде всего, на фактуре. Из советских фильмов тех лет буквально перла искусственность, пришедшая как наследство из 30-х годов. Фанерные декорации, "нормальный портретный свет" по голливудским канонам, которым учили во ВГИКе: тут надо дать контровичок, тут подсветить тени. Эта фактура, между прочим, в Голливуде осталась и по сию пору: все должно быть видно, герои должны определенным образом разговаривать, определенным образом смотреть в камеру - все это в Европе было взорвано неореализмом. Появилась реальная фактура, не имевшая ничего общего ни с Голливудом, ни с советским кино. Если вспомнить, хотя бы, Пырьева, то он до самого конца был безразличен к фактуре. Мы это называли «фанера». Худшего приговора, чем «это фанера» для нас тогда не было. Первым и главным нашим желанием было добиться правды фактуры. В «Первом учителе» я более всего был поглощен этим, но тем же мы с Тарковским занимались и в «Катке и скрипке», и даже в «Мальчике и голубе». Нас волновали трещины на асфальте, облупившаяся штукатурка, мы добивались, чтобы зритель не ощущал грима на лицах и видел грязь под ногтями героев...»

«Раньше готовился к съемкам каждой сцены. Сейчас прихожу на площадку и начинаю работать. Раньше очень тщательно читал сценарий. Сейчас в сценарий практически не заглядываю».