Eng
Пресса

Поляна ясная

11 ноября 2010 г., Газета «Коммерсантъ»

Спустя год после премьеры в Европе и оскаровской номинации Хелен Миррен фильм «Последняя станция» — о финале жизни Льва Толстого и его уходе из Ясной Поляны — выходит в России, переименованный в «Последнее воскресение». Этой переакцентировке не удивлен АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Фильм снят по-английски британским режиссером Михаэлем Хоффманом в копродукции с Россией и Германией. В основе — построенный на документах, но жанрово заостренный роман Джея Парини. Сюжет — столкновение богатства и славы, которыми окружен Толстой, с идеями отрицания частной собственности, материальных благ и удовольствий. Толстовцы во главе с Чертковым (в фильме его играет Пол Джаматти) видят в своем кумире пророка и освящают его именем эксперимент по созданию чего-то среднего между колхозом, суровой сектой пуритан и свободолюбивой хиппистской коммуной. В этой экзотической среде плетется интрига с целью убедить Толстого завещать права на свои романы-бестселлеры народу, сделать их общественным достоянием. Что означает разорить свою семью во главе с Софьей Андреевной, прожившей с графом Толстым в браке 48 лет, родившей ему 13 детей и шесть раз от руки переписавшей «Войну и мир».

Актерский уровень постановки с самого начала был заявлен как звездно-виповский: Толстого должен был воплощать Энтони Хопкинс, его жену — Мерил Стрип. В конечном итоге главного героя сыграл Кристофер Пламмер (некогда снимавшийся в роли Веллингтона в «Ватерлоо» Сергея Бондарчука), а Софью Андреевну — Хелен Миррен, урожденная Миронова, примерившая перед камерой короны Елизаветы Первой и Елизаветы Второй, а в молодости не постеснявшаяся сняться в эротическом "Калигуле" Тинто Брасса. Не растерявшая навыков, позволяющих ей элегантно балансировать между королевой и шлюхой, она, как говорят, steals the show — по-нашему, перетягивает одеяло на себя; впрочем, ее партнер не в обиде и послушно подыгрывает приме. Толстой выведен эксцентричным чудаком, его супруга — комической старухой, которая пытается соблазнить мужа их старой любовной игрой в курочку и петушка. Параллельно прорисовывается другая линия: секретарь Толстого Валентин Булгаков (Джеймс Макэвой) разрывается между идеями толстовства и симпатией к Софье Андреевне, к тому же он нарушает закон целомудрия и заводит роман с красавицей-эмансипе Машей (Керри Кондон). Простые чувства побеждают завиральные идеи — даже если они родились в голове гения.

Этот премилый фильм иллюстрирует плюсы и минусы обращения западных кинематографистов к сюжетам русской литературы — как вымышленным, так и реальным. Почему лучшей экранизацией «Идиота» справедливо считается японская? Не только потому, что Акира Куросава великий режиссер, но и потому, что чем дальше кинематограф отходит от бытоподобия и рабского следования тексту, чем больше отчуждает этот текст инъекциями другой культуры, тем больше у него шансов найти ему экранный эквивалент. Это значит — построить фантастический художественный мир, не копирующий литературный (все равно это будет бледная копия), а другой, внутренне близкий ему, вдохновленный его идеями и образами. И лучшие отечественные экранизации тоже рождались в результате ухода от буквального прочтения: назовем хотя бы "Дворянское гнездо" Андрея Кончаловского (кстати, партнера толстовского проекта с российской стороны) и «Неоконченную пьесу для механического пианино» Никиты Михалкова.

А вот контрастный пример, но подтверждающий ту же мысль. Когда директора Берлинского кинофестиваля Дитера Косслика упрекнули за нелюбовь к русскому кино, поскольку оно не попадает в конкурс Берлинале, он парировал тем, что, напротив, очень даже ценит русские фильмы, особенно... «Доктора Живаго». Анекдот, но куда как обидный для наших постановщиков: на Западе именно фильм британца Дэвида Лина с египтянином Омаром Шарифом в главной роли считается эталоном «всего русского» — хотя Москву снимали в Испании, остальное в Финляндии и Канаде.

Вот и «Последнее воскресение» целиком снималось в Германии с ее аккуратными, так не похожими на яснополянские пейзажи. Работали здесь на совесть: стремились к благородной скромности, к точному воспроизведению исторической среды, обстановки, костюмов, для массовок собирали русских эмигрантов из окрестных немецких городов. Стремление избежать «клюквы», конечно, похвально, но все равно попытки как можно тщательнее имитировать в западных условиях русскую атмосферу выглядят натужно. Гораздо вдохновеннее у создателей фильма получаются фантазии «про этих русских». Как пишет критик Роджер Эберт, если в благородных образцах британского исторического кино (фильмах Джеймса Айвори, например, где в элегических тонах описываются быт и нравы аристократии) героиня хочет секса, она бросает многозначительный взгляд на канделябр. А вот Софья Андреевна сразу переходит к делу и начинает игриво кудахтать. Вывод: англичане подавляют свои эмоции, в то время как бесшабашные русские охотно дают им выход.

Пролавировать между почти религиозным каноном и стереотипом масскульта — маневр, доступный только матерым профессионалам. Более радикальный или наглый режиссер вовсе бы разрушил канон и показал другого Толстого, который в дневниках сокрушался о том, что опять задрал подол какой-нибудь девке: «Зачем? И перед Богом стыдно, и перед людьми смешно». Но Михаэль Хоффман предпочитает не позорить старика и отводит активную сексуальную роль его неуемной супруге, выводя ее из разряда пассивной жертвы. Хелен Миррен не боится самых рискованных сцен: ее героиня с ловкостью каскадера забирается на балкон, чтобы сорвать планы толстовцев, предстает нечесаной, заплаканной, но, как ни странно, не выглядит жалкой. Вероятно, в жизни Лев Николаевич был гораздо более жесток к Софье Андреевне, но разве можно представить, чтобы он так относился к женщине с внешностью и манерами Хелен Миррен?

Конечно, с хрестоматийных позиций и эти невинные фривольности унижают титана. Вероятно, чтобы компенсировать их, в российской версии картину переименовали в «Последнее воскресение»: хоть и небольшой, но намек на духовность. Однако, как его ни назови, смотреть это кино куда занятнее и для ума, и для сердца, чем дуэт Сергея Герасимова и Тамары Макаровой в старой картине о Льве Толстом, где к героям относятся как к иконам.

Андрей Кончаловский Искусство кино Каннский фестиваль Дмитрий Быков Дуня Смирнова Esquire творческий вечер Жиль Жакоб Глянец Гофман Гольдони Голливуд Дом дураков Италия Мороз по коже Орден Почетного Легиона Оскар политика На трибуне реакционера Поезд-беглец Дядя Ваня Август Стриндберг Александр Домогаров Александр Симонов Альберто Тестоне Андрей Тарковский Андрей Плахов Антон Чехов Балтийский дом Бергман Ближний круг Борис Годунов Варшава Великобритания Венецианский кинофестиваль Венеция видео Вишневый сад Возлюбленные Марии Война и мир выпускники ГИТИС Гомер и Эдди Грех Дмитрий Петрович Кончаловский Дорогие товарищи! Дуэт для солиста Дуэт для солистки интервью История Аси Клячиной карантин кинорежиссер книга Кончаловский Король Лир коронавирус COVID-19 Краснодар Крис Солимин Кристофер Пламмер культура Лев Толстой Лондон МАМТ Мариинка Мариинский театр мастер-класс Микеланджело Минкульт Мисс Жюли Монстр МХАТ им. М. Горького МХАТ им. М.Горького Наблюдатель Неаполь новость новый проект Одиссея Ольбрыхски опера опера Джандреа Нозеда оператор Отелло Первый учитель Петр Последнее воскресение Правила жизни премия премьера Пути России Рай Реджио ретроспектива Ретроспектива фильмов Романс о влюбленных Россия Русские сезоны Санкт-Петербург Сибириада Спас спектакль Стыдливые люди Сцены из супружеской жизни ТАСС творческая мастерская Андрея Кончаловского театр театр Гольдони театр им. Моссовета театр имени Моссовета театр Моссовета театр на Малой Бронной Три сестры Турин Укрощение строптивой Уорик фестиваль Франция Хелен Миррен Художественный Чайка Чехов широкий прокат Щелкунчик Щелкунчик и крысиный король Эль Феннинг Эрнст Теодор Амадей Гофман Эхо Москвы юбилей Юлия Высоцкая