Счет между Ювентусом и Реджо почти сравнялся: 14 тысяч обладателей постоянных абонементов на матчи команды, 13 тысяч – на спектакли театра. Футбольная терминология не всегда бывает уместной, но в этом случае цифры заставляют задуматься. Более того, если прибавить состоявшееся на этой неделе пышное открытие сезона постановкой оперы Мусоргского «Борис Годунов», отличающейся великолепием и выдающейся работой большого коллектива, то можно с полным правом заявить: забит решающий гол!

Потому что в настоящее время разворачивается кризис, все чаще речь заходит о форме, а не о содержании, а новостями становятся негативные происшествия. И вот пока на протяжении всего лета мы читали о генуэзском театре Карло Феличе, работникам которого грозит сокращение (неслыханное в итальянских театрах) в случае пресловутого закрытия новой высокотехнологичной и дорогостоящей сцены, о театре, занимающем идентичное географическое положение, писали только местные газеты. Никто не вспоминал о непрерывной и упорной работе туринского Реджо. Никто за пределами Турина не обратил внимания на театр, которой завершил свой сезон 10 августа гастролями хора и оркестра, получившего самые лестные отзывы в Пекине и Токио, и который теперь снова всем ходом развернул работу и возглавляет список афиши нового сезона. Завершили сезон последними, вновь открыли свои двери первыми. Наверное, они в определенной степени правы, когда сетуют (вполголоса, шелестя нотами) на несправедливость сокращения государственных дотаций в их бюджет на 5 миллионов евро, до вчерашнего дня им гарантированных?

Внесение в репертуар хорового и политического шедевра Мусоргского вызвало единогласное одобрение радушной публики Реджо, являющееся идеальным отражением чуткого и открытого общества. Это постановка, выведенная из традиционно повествовательного прочтения оперы кинорежиссером Андреем Кончаловским. Отдельного признания заслуживает работа Джанандреа Нозеды, музыкального руководителя театра, который внес в постановку непрерывный поток эмоций. Необычайное совпадение: в Парме Верди исполняется под руководством Темирканова; в Турине Нозеда руководит исполнением сочинения, которое для всего репертуара олицетворяет квинтэссенцию русской оперы. Но при этом чувствует себя непринужденно. В значительной мере свободнее, чем при исполнении опер Россини. И вопрос здесь не в дирижерской палочке: это просто страсть.

Подтверждением тому служит оркестровое исполнение. Оно могло бы с легкостью скользить в единообразных и путанных звуках. Но миланский маэстро напротив требует исполнения с непрерывным вниманием к действию, насыщенному различными оттенками, в котором мысли компилируются с осторожностью и пылкостью. Повторяющиеся темы вымываются и воспроизводятся в сюжетной линии «всецелого». Не повторяющиеся, почти непрерывные отголоски постоянно погружаются во все более ностальгические и тоскливые музыкальные фрагменты. Будто история Бориса Годунова, человека и царя, могущественного и испорченного властью, не может найти своего завершения, ни окончательного, ни утешительного. Она остается прерванной, далекой от пучины народной толпы, сначала восхвалявшей царя, а после неистовой в своей жестокости. Далекой от неизбывных угрызений совести убийцы законного престолонаследника, ребенка; далекой от призраков видений, от ложных претендентов на трон, от подставных единомышленников. Борис умирает безумным, и сцена, добавленная ко второй части оперы, зловещая и мрачная сцена в лесу под Кромами с ее финальными вспышками огня придает действию напряженности и служит впечатляющим концом для постановки. Белые языки пламени охватывают тело царя, снег, занавес.

Главная партия Бориса написана для баса, и болгарин Орлин Анастассов, исполин ростом 1,9 метра, исполнил ее с легкостью на одном дыхании, будто вагнеровскую кавалькаду. При этом, следуя в том числе режиссерским указаниям, он отдал предпочтение положительной стороне образа владыки, скорее элегического, чем властного.

Очень интересен и точно подобран ряд мужских голосов, замыкающийся вокруг главного героя, из которых Мусоргский создает тембр всей оперы: Иэн Стори выступает в образе лже-Дмитрия, беспокойном и неясном, Сергей Алексашкин придает глубины рассказу монаха Пимена, князь Шуйский в исполнении Петера Брондера предстает во всей точности своего двуличия и подобострастия. В роли Юродивого – предельно нежный Евгений Акимов. В сцене в корчме Владимир Маторин создает по-крестьянски грубый и захватывающий образ Варлаама.

Только Ксения появляется мимоходом – образ, которой безошибочно уловила Алессандра Марьянелли, – поскольку Нозеда и Кончаловский в поисках истинного Бориса Годунова в результате отдали предпочтение «оригинальному Борису Годунову», дополнив его сценой в лесу, взятой из второй редакции оперы. Эта сцена вполне вписывается в постановку, но нисколько не меняет ее сути. Музыкальное содержание уже достаточно насыщенно, прежде всего благодаря блестящему и чувственному исполнению хора Роберто Габбиани, и дискантов (Белые голоса Реджо) под руководством Клаудио Фенольо, прекрасно контрастирующих с характером «Бориса Годунова».

Карла Морени