«Эдип в Колоне» в трагикомическом прочтении
Спектакль о бездомном царе поставлен в Театре Олимпико в Виченце Андреем Кончаловским, российским режиссером, получившим «Серебряного льва» на последнем Венецианском кинофестивале.
На сцене, рядом с фортепиано, на котором Елена Федотова исполняет музыку Сергея Прокофьева, Эдип, Антигона и путник рассказывают историю Эдипа, подошедшую к эпилогу: в Колоне, близ афинских ворот, его уже поджидает смерть. Но статичная и строгая атмосфера внезапно меняется с уходом этих трех персонажей и выходом на сцену хора: маски из белой ткани и черные колпаки скрывают лица и головы хористов в белоснежном широком облачении (художник по костюмам — Тамара Эшба).
Их движения, искусно поставленные хореографом Рамуне Ходоркайте, неестественны и гротескны; курьезно и неуверенно выглядит Эдип (Федерико Ванни), слепой, нищенски одетый бездомный старик; его сопровождает дочь в рваной одежде (Юлия Высоцкая), толкающая перед собой тележку из супермаркета с грудой вещей.
Начиная с этого момента спектакль следует двумя путями: трагическим и комическим, которые не пересекаются и даже не находятся в равновесии. Тесей (Симоне Тоффанин), афинский царь, готовый принять изгнанного странника, предстает как напыщенный персонаж, чья жалость и уважение к изгоям обыграны в ироничном тоне; жестокое высокомерие Креонта (Джузеппе Бизоньо), который похищает Антигону, чтобы заставить Эдипа следовать за ним и стать на защиту города Фивы, приобретает шутовские черты, наглые и циничные.
С появлением Полиника (Антонио Гарджуло), отвергнутого и проклятого сына Эдипа, тон повествования становится более естественным, как и тот, что характеризует главного героя и Антигону в исполнении Юлии Высоцкой, играющей свою роль не на родном языке.
В прочтении Андрея Кончаловского, который настоял на сокращении текста и отказался от некоторых персонажей (перевод Андреа Родигьеро), чувствуется оригинальность и мощь. Акцент сделан на критике развращающей власти и удивительном балансировании между трагичностью и комичностью в метафорическом цирке бытия, но эмоции, хоть и акцентированные ударными инструментами Луки Нардона, не всегда доходят до зрителя.
И финал, в котором Антигона возвращается в детство и, держа в руках плюшевого медвежонка, оплакивает смерть отца, плохо гармонирует с мифом о героине, которая готова пожертвовать своей жизнью ради высшей цели.
Катерина Бароне